Через Запад на Восток: к чему приведет исламизация европейской моды

Фото иллюстративное Фото: SCANPIX

В конце ноября на весь мир прогремела шокирующая в свете последних событий (в частности, это избрание новым президентом США Дональда Трампа, известного своими ксенофобскими высказываниями и радикально-консервативными взглядами) новость: в США выбрали первую в истории королеву красоты в буркини. 19-летняя мусульманка сомалийского происхождения Халима Аден приняла участие в конкурсе красоты «Мисс Миннесота», став первой участницей в хиджабе, а на дефиле в купальниках девушка вышла в буркини – мусульманском женском купальном костюме, полностью скрывающем тело от шеи до стоп и закрывающем волосы. Зал приветствовал Халиму аплодисментами. Рассказываем, как происходит исламизация европейской культуры и как мода показывает путь к обществу без войны.

Несколько лет назад в политическом лексиконе появилось новое слово – «Еврабия». Его пустила в обиход видная исследовательница истории ислама Бат-Йеор, которая утверждает, что мощные мусульманские анклавы возникли в странах Западной Европы в рамках продуманной стратегии исламизации. Тут самое время вспомнить о пугающих событиях этого и прошлого года: ужасные терракты в Париже, Ницце и Стамбуле, а также массовые нападения на женщин в Кельне, вследствие чего мужчины надели мини-юбки, чтобы поддержать пострадавших и выразить намерение отстаивать главную ценность западного мира – свободу, пишет Хочу.

С другой стороны, хорошо видна и другая тенденция, которая выглядит уже не отталкивающей, а, наоборот, привлекательной: стремление западной культуры на Восток – в Юго-Восточную Азию, Японию, Китай, Индию, Тибет и даже Восточную Европу. Об интересе к последней свидетельствует популярность так называемой "моды пэтэушников" российского дизайнера Гоши Рубчинского, переосмысленный стиль постсоветских 90-х, преподнесенный Западу грузином Демной Гвасалией, и как следствие – возникновение феномена проектов вроде лица украинской музыкальной революции певицы Луны, о которой писал американский Vogue.

Особенно активно интерес к Востоку начал проявляться в начале ХХ века и сопровождался дискуссиями о "смерти старой Европы", ставшими ожидаемой реакцией на затяжной Балканский кризис – предвестник Первой мировой войны. В 1918 году вышел скандальный философский труд немца Шпенглера с говорящим названием «Закат Европы». В книге автор доходчиво объяснял, что вскоре Европе придет конец, а великая западная цивилизация исчезнет, как и другие империи, существовавшие до этого в мире. Умирающему «старому свету», западной цивилизации с ее рафинированными ценностями – свободой, волей, возможностью выбора и личной ответственностью – Шпенглер противопоставлял «дикий» мир, еще не испорченный западными пороками: гордыней, развратом, богоборчеством и т.д.

Тут вспоминается другой апологет демонического начала «европейскости» – Ницше: «Бог мертв», и его символически распинали на протяжении всего XIX века, начиная с Великой французской революции и заканчивая развязанной Первой мировой войной, которая и открыла «настоящий, некалендарный двадцатый век». После таких потрясений западный человек уже не мог остаться прежним: в европейском мире произошли невиданные доселе изменения, которые поставили с ног на голову все существовавшие до этого представления о мире. В этом новом, дивном мире больше не было места понятием нормы, границам и ориентирам.

Поэтому, пока мы еще не сформировали новую систему ценностей,  за навязывание этих норм и границ с удовольствием взялся Восток, в частности – исламские страны, бывшие европейские колонии. Повсеместная бородатость, возрождение тюрбана, популярность oversize, длины макси и прямых неприталенных силуэтов, скрывающих очертания фигуры – всему этому мы, возможно, обязаны арабскому миру. Около 30% потребления всего современного люкса в сегменте моды приходится на Арабские Эмираты. Кроме того, тут важную роль сыграло и колониально-европейское "линейное" представление о цивилизации как восходящей прямой, в которой, собственно, Европа занимает почетное место на самой вершине, а "дикий" Восток остался где-то далеко позади. Теперь же все самые продвинутые fashion-съемки происходят в "диких" условиях: в пустыне, в поле, в гетто или в постановочно дешевом мотеле и т.д. – это стремление западной цивилизации вернуться к корням, к дикости. Напомним, что летом самая прогрессивная арабская женщина, принцесса Саудовской Аравии Дина Абдулазиз, стала главредом арабского Vogue: ведь богатые арабские страны формируют люксовый рынок Ближнего Востока, который оценивается в $9 млрд.

Дальневосточная и южно-азиатская тема в этом вопросе наиболее очевидна и наименее болезненна: это и кимоно, и сложный объемный архитектурный крой, напоминающий фигурки оригами, и широкие рукава, и лаконичные минималистские цвета, и буддийская аскетичность, и хит последних сезонов – укороченные широкие брюки кюлоты, и шлепанцы, и мода носить их (или босоножки) с носками, как это до сих пор принято делать в странах Юго-Восточной Азии. Не будем забывать и о экономической мощи Китая: эта страна голодала до 1950-х годов, а каких-то 40 лет у большинства населения не было даже приемлемых туалетов.

Зато сегодня на Азиатско-Тихоокеанский регион (с акцентом на Китае) приходится от 20 до 30% всего рынка люксовых товаров (китайские закупщики обеспечивают одну четвертую часть продаж Burberry), причем от 55 до 70% покупок совершаются за рубежом – в Европе и США. Это значит, что азиаты активно интегрируются в западный мир, привнося в него и свою культуру. Благодаря азиатам (китайцам) в далеко не лучших экономических условиях продолжают расти продажи в бутиках в Париже, Милане и других городах, поэтому ритейлеры и байеры подстраиваются под вкусы аудитории.

Андрей Белый, русский поэт-символист, еще в начале ХХ столетия в своем романе «Петербург» рисовал город Петра соррентиновскими мазками как островок исчезающего в восточной империи  – естественном продолжении монгольской степи - «западного осколка». Написанный в 1912-1913 годах, роман насыщен предчувствиями войны, революций, переселения народов и «желтой угрозы». Интересно, что в те же годы в Париже проходили самые популярные «Русские сезоны» Дягилева – балет «Шехерезада», «Половецкие пляски», «Клеопатра», «Жар-Птица», уникальные костюмы к которым создавали Рерих, Бакст и Бенуа. Именно Бакст благодаря «Русским сезонам» и ввел и предвоенной Европе начала XX века моду на Восток – как арабский, так и азиатский, а Рерих, напомним, писал прекрасные и таинственные Гималаи.

Ответ на вопросы о будущем человечества и последствиях исламизации европейской и западной моды и культуры предлагает трансгуманизм, согласно которому в мире не будет ни рас, ни национальностей, ни империалистических пережитков в виде «геополитики», ни гендерных стереотипов – такой себе утопический идеальный мир будущего, в котором каждый живет как хочет, и не мешает другим. И живет долго – благодаря науке, развитие которой накладывает отпечаток и на брак, и на отношения между мужчиной и женщиной, и на понятие "вечной дружбы" и "любви до гроба".

Все это уже сейчас находит отражение в моде, которая наряду с поглощением национальных, религиозных и культурных различий (чему сопротивляются приверженцы "старой системы", мировоззрение которых, сопротивляясь формированию нового гуманизма, уходит в отрицание: этим можно объяснить оживление религиозных фанатиков и организаций, экстремистов, традиционалистов, фундаменталистов и консерваторов всех мастей) впитывает в себя и стремление к отказу от строгих гендерных ролей и представлений, величайший интерес к космосу и технологиям, одновременный отказ от местечковых этнических понятий, патриотизма и культурных кодов и – тут же! – ностальгию по ним. Именно поэтому исламизация западной культуры – не однозначно негативное явление, будущая Еврабия – не трагедия и не фантастика, а первая королева красоты в буркини и хиджабе – такое же достижение феминизма и политики толерантности, как право женщин на образование и отказ от объективации людей.