/nginx/o/2011/10/25/806428t1he70c.jpg)
Шнур прав, когда утверждает, что мир вовсе не жесток, как вы, нытики, привыкли считать, миру просто на нас... извините, начхать, и так было всегда. С таким отношением к жизни ему легче, чем многим из нас. И уж точно легче, чем Ксении Собчак, которая «живьем» навестила сквернослова-философа в его собственном питерском кафе и, судя по всему, испытала культурологическое потрясение.
Сначала, сдабривая речь матерком, Шнур охарактеризовал свой ум как «глубокий, пытливый и исследовательский».
На словах «картезианская проблематика», которыми он обрисовал сферу своих интеллектуальных интересов, у видавшей виды Ксюши чуть не случился срыв. Картезианец объявил Собчак, что все придурки сообща добились гибели русской культуры, потому что он, картезианец, уже давно не слышит нормальную русскую речь. Разве что в его исполнении. И когда он посылает кого-нибудь, а это более-менее каждый второй, его инвектива всегда тщательно выстроена: склонение, спряжение. Картезианец все-таки, не просто Шнур, который до сих пор убежден, что ему первому удалось скрестить постпанковую истошность с рокерской апокалиптичностью манер (наивный, первым это сделал я!), сказал Ксюше: «Выражение "С МОСКВЫ" много хуже, чем грамотно послать на ...» И продолжил добивать Собчак рассуждениями про то, как людишки, нищие лексически и стилистически, не разумеют, что мат предполагает комбинаторное мышление; эти же червяки не дойдут никак, что Шнур есть Большой Стиль, воплощение его.
И когда он взмыл на критическую высоту высокой самоаттестации, Ксюша срезала его: к чему тогда кальсоны на сцене, сморкание в кулисы, бутыль под микрофоном?
Он несколько разочарованно, как на серость, взглянул на барышню и устало молвил, что она, как все, путает суть и риторику, не различает парня перед собой и типа на сцене.
«Вы – русская Мадонна», – прошептала Собчак.
«Нет, – ответил картезианец, просто я во всем стараюсь быть художником с большой буквы "Х"».
И получается!
