Экс-директору Ротару в тюрьме не давали спать лесбиянки

София Ротару. Фото: Промо

За мелкое нарушение Ольгу Коняхину вместо работы в клубе отправили пришивать воротнички к полицейским рубашкам.

12 сентября в Барнауле после победы на конкурсе песни среди осужденных «Калина Красная» досрочно вышла на свободу бывший директор Софии Ротару Ольга Коняхина. В 2010 году ее обвинили в присвоении предоплаты за концерты певицы и приговорили к шести годам лишения свободы по статье 159 УК РФ «Мошенничество». Свое первое большое интервью после освобождения она дала музыкальному обозревателю «Экспресс газеты», который все это время поддерживал ее и даже ездил к ней в женскую исправительную колонию в поселке Головино Владимирской области, пишет eg.ru.

- Я на днях выступала в Государственной Думе, – поведала Ольга Петровна. - На программе у Андрея Малахова я познакомилась с правозащитником Володей Осечкиным из общественной организации «ГУЛАГу – НЕТ!». И он пригласил меня в Госдуму на заседание рабочей группы по защите прав заключенных. Попросил рассказать о положении дел в колонии, где я сидела. Честно говоря, я не люблю слово «колония». Оно слишком «правильное». Мне кажется более точным слово «зона». «Так ей и надо!» - злорадствовали многие, когда меня посадили. Но они не были в «зоне» и не представляют, как это страшно.

За годы работы в шоу-бизнесе я попадала в разные ситуации. Сколько людей меня в свое время кинуло, не доплатив Ротару! Однажды за гастроли на Дальнем Востоке мне остались должны 5000 долларов. Я тогда была вынуждена отдать певице свои деньги. Но мне и в голову не приходило кого-то сажать. Я решала все вопросы своими силами. И когда из-за скачка курса доллара у меня образовалась недостача, я была уверена, что и эту ситуацию смогу разрулить. Назанимала денег под будущие концерты, пытаясь рассчитаться с Софией Михайловной. Надо было просто дать мне время, чтобы вернуть долги. Но Ротару пожаловалась замминистра внутренних дел России генералу Овчинникову, и последовал приказ: «Наказать Коняхину!». Прокатчиков, которые давали мне деньги, «прессанули» и заставили дать показания против меня.

Особенно некрасиво себя повел Сергей Лавров из компании «Кремль-концерт». Мы долгие годы дружили и вместе проводили не один гастрольный тур Ротару. Все проплаты и обналички он осуществлял через свою компанию или через специальные фирмы-однодневки. Я-то работала с Ротару неофициально, и у меня не было ни своей фирмы, ни расчетного счета. Когда у меня делали обыск, никаких документов, подтверждающих обвинения в мой адрес, естественно, не нашли. Я сразу же позвонила Сергею и предупредила его: «Будь, пожалуйста, аккуратней! Неизвестно, не пошли ли параллельно к тебе». Чем же человек мне отплатил? Он нанял себе адвоката и, по его совету, тайно записав телефонные разговоры со мной, начал говорить на следствии и суде, будто я проводила деньги через свои фирмы, и все переговоры о концертах потерпевшие вели со мной, хотя я с этими людьми даже не общалась. А когда одна из потерпевших Татьяна Ефремова дала совершенно иные показания, он как ни в чем не бывало заявил: «Она просто перепутала. Мы же с ней вчера по телефону говорили и выяснили, что все шло через Коняхину». Я впервые в жизни видела, чтобы человек, глядя мне в глаза, так нагло врал. Он настолько испугался попасть в тюрьму, что не просто защищался, а откровенно топил своего друга. На его свидетельских показаниях в основном и строились все обвинения против меня. Я никогда не прощу ему этого предательства.

К сожалению, я тогда растерялась и допустила массу ошибок. Подписала то, чего не следовало подписывать. Молчала там, где нужно было говорить. Я до последнего момента надеялась, что суд во всем разберется и не будет меня сажать. Лишь когда судья начал зачитывать приговор, что я виновна по всем пунктам, я осознала, к чему все идет. Но даже после того, как на меня надели наручники и отвели в расположенный в подвале бокс, где я ожидала отправки в тюрьму, меня не покидало ощущение нереальности происходящего. Я заставляла себя не плакать. Внушала себе, что от слез ничего не изменится. Но все равно не могла сдержаться и рыдала. Работники суда еще нормально со мной разговаривали. «Как же так?! – недоумевали они. - Неужели нельзя было по-другому?». Но, как только за мной приехали люди из тюрьмы, тон и манера разговора резко изменились. «Стоять! Молчать! Не двигаться!» - рявкали они, давая мне понять, что с этой секунды я уже не полноправный член общества, а «зечка». Вот тут мне стало по-настоящему страшно.

Конфеты для наркоманок

- Из суда меня на «автозаке» отвезли в женский следственный изолятор № 6 в Печатниках и поместили на карантин в камеру на 12 человек. Обитательницы камеры сразу определили, что у меня 159 статья. Обычно по ней проходят интеллигентные, воспитанные люди. Их сразу видно – по внешности, по одежде, по манерам. В тот момент в камере была только одна женщина по этой статье. А все остальные – наркоманки. Статьи у них были разные – у кого за хранение и сбыт, у кого просто за воровство. Но все попали из-за наркотиков. Когда они сели за стол, чтобы со мной познакомиться, я обалдела: все молодые – до 26-27 лет. Поскольку они только пришли с воли, у них еще продолжались ломки. Все руки и ноги были в язвах. Почти у всех – ВИЧ или СПИД. Для меня это было настолько жутко!

Да, при мне некоторые артисты занюхивали «дорожки». Но такого ужаса я никогда не видела. Я не могла себе позволить съесть конфетку, потому что на меня жадно смотрело 10 пар глаз. Из-за наркотиков у них печень «просила» сладкого. А передач никто из них не получал. Моим родным приходилось передавать мне сладкое и сигареты на всю камеру, чтобы я могла всех угостить и спокойно есть свое.

В Печатниках я просидела три месяца, пока готовилась и рассматривалась моя кассационная жалоба. Увы, несмотря на очевидные нарушения и подтасовки в моем деле, приговор мне оставили без изменений. Все видели в «шапке» имя Ротару и не хотели идти против нее. После этого меня по этапу отправили в «зону» в Головино. Мне еще повезло, если в этом случае можно говорить о везении. До этого этапы во Владимирскую область шли через Нижний Новгород. Там очень страшная пересыльная тюрьма с тараканами и мышами. А меня везли уже более коротким путем – через Владимир. К тому же у нас был спецэтап, так как одна из девочек ехала с ребенком. Ее сопровождал врач, и благодаря этому, нас нигде долго не задерживали. Мы провели во Владимирской тюрьме только одну ночь и на следующий день уже прибыли в Головино.

После недельного карантина меня сразу определили на работу в клуб. «Ну, давайте, Коняхина! Что-нибудь делайте!» - сказали мне. А откуда я знала, что можно и что нужно делать? В клубе уже работал устоявшийся коллектив из девочек, которые давно сидели. Я пыталась что-то доказывать и объяснять. Но меня не понимали. Это был очень сложный для меня период.