- Каковы были ощущения, когда вы в реальности познакомились с людьми, которых раньше видели только на экране?
- Как будто я сунул голову в телевизор. Как фрекен Бок, которую нужно было сложить вчетверо, чтобы она попала в этот ящик. У меня никогда не было стремления познакомиться с кем-то из великих, пожать им руку. Но некую робость первое время я испытывал, перед некоторыми – даже трепет. Далеко не сразу решился заговорить с Владимиром Познером, хотя бы сказать ему «здравствуйте».
Эрнст сказал: «Освободитесь – звоните»
- Были скользкие моменты в эфире?
- В первое время да. Но тут рядом оказывалось крепкое плечо Юрия Николаева, моего соведущего, который вытаскивал меня из вязкого болота моего злословия. Случалось, я хотел сделать женщине комплимент, а она думала, что я издеваюсь. Хотел рассмешить человека анекдотом, а он почему-то не смеялся. И Юрий Александрович выручал меня не раз.
- А главный не вызывал вас на ковер, не отчитывал за промахи?
- Нет. Был естественный процесс набивания шишек, но не скажу, что очень болезненный. C Эрнстом мне запомнился самый первый наш разговор.
Меня пригласили на кастинг телепрограммы, я две минуты говорил что-то перед камерой, а потом меня попросили пройти в кабинет к генеральному.
Представьте мое состояние: утром я проснулся в одной стране, сел на самолет, прилетел в другую, попал в «Останкино» (где до этого никогда не был), ходил по этим петлистым коридорам и в тот же день встретился с Эрнстом. И он говорит, что хочет сделать мне предложение, приглашает на Первый канал! А я, наивный такой дурачок, ему отвечаю, что не могу сейчас, поскольку у меня на оставшиеся полгода договор с украинским телевидением. Мол, я бы и рад, и хочу работать на Первом, но людей подводить совестно.