Иосиф Кобзон рассказал, как его хотел совратить гей

Иосиф Кобзон. Фото: Shemetov Maxim/COVI

Откуда растут уши у антиолимпийской кампании на Западе, стартовавшей после принятия Закона о запрете пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений.

В офисе Иосифа Давыдовича, с давних времен располагающемся в гостинице «Пекин», висит стилизованная под плакат советской поры картина, где профиль нашего героя и слоган – «Ум, честь и совесть любой эпохи». Семнадцать лет Кобзон работает в Государственной думе, более полувека выходит на сцену и не устает повторять, что не поет под «фанеру» или с чужого голоса. Ни на эстраде, ни в политике.

Иосиф Давыдович был среди тех, кто проголосовал за принятие запрещающего пропаганду нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних закона, который для краткости получил в народе название «антигейского». Документ вызвал бурную реакцию на Западе, от России требуют объяснений и извинений, грозят даже бойкотом Игр в Сочи.

Конечно, кашу заваривал не Кобзон, но он готов ответить…

– Когда слышу об этом законе, Иосиф Давыдович, вспоминаю бородатый анекдот. «Муж смотрит по телевизору выпуск новостей, а жена возится на кухне. Он кричит: «Маша, меня очень беспокоит Гондурас!».

– А та отвечает: «Не чеши его, Вася, не чеши!». Знаю я этот анекдот…

– Может, тогда объясните, на фига мы расчесывали этот «гондурас»?

– Тему в нашей стране начали будировать позже, чем стоило бы. Гомосексуализм ведь возник не вчера. Как и его пропаганда в той или иной форме. В свое время я неоднократно пытался представить к званию заслуженного артиста России незабвенного Вадима Козина, прекрасного лирического тенора. Каждый раз документы заворачивали, не принимали. Вслух это не произносилось, но все знали причину: в 1944 году Вадима Алексеевича осудили на восемь лет по пресловутой 121‑й статье УК «за мужеложество и совращение малолетних». Конечно, это глупость.

– Что именно?

– Желание посадить в тюрьму за сексуальные отклонения от нормы. Если, разумеется, речь не идет о педофилии, преступлениях против детей. За них надо карать сурово. В остальных случаях Уголовному кодексу ни к чему вмешиваться в физиологию. Если мы говорим, что строим демократическое государство, всерьез рассуждаем о правах и свободах личности, с этим надо считаться. Хотя, будучи человеком неправославным, могу сказать и о другом: гомосексуальные союзы нарушают закон Божий. Господь создал нас разнополыми, сделав это во имя продолжения рода человеческого.

Двое мужиков или две бабы, слившись в экстазе, не родят ребенка, как бы ни старались. Нравится им спать вместе – пускай, но все-таки необходимо признать: это – отклонение от нормы, исключение. Знаю случай, когда мужчина, осужденный за гомосексуализм, отсидел, вышел из тюрьмы, женился, завел детей и счастливо живет в Сибири. Есть и такое.

– Хотите сказать, перековался, встал на путь истинный?

– Я о другом: мы все разные. Лет тридцать назад в Советском Союзе утверждали, что на одной шестой части суши секса нет. Трахались, как кролики, на каждом углу, а секса не было. Потом вроде бы одумались, поняв, что выставлять себя на посмешище перед остальным миром ни к чему. Тем не менее в другую крайность тоже бросаться не нужно, поощряя вседозволенность.

Я ведь вырос в Донбассе и долго понятия не имел о гомосексуализме. Впервые столкнулся с этим уже в Москве, когда в конце пятидесятых годов приехал учиться в Институт имени Гнесиных и поселился в общаге на Трифоновской. Однажды сокурсник, столичный житель, пригласил в баньку. Я согласился: денег на такие походы не было, жить приходилось на скромную стипендию, а попариться хотелось.

Пришли. Москвич и говорит: «Давай спинку тебе потру». Я опять ничего не заподозрил, а он стал спускаться ниже, ниже, ниже, пока открытым текстом не заявил о намерениях. Я обалдел от услышанного, секунду переваривал информацию, а потом, не оценив изящества предложения, вломил наглецу со всей пролетарской простотой. Говорю же: я был диким, кроме того, в юности занимался боксом. Бедолага кубарем полетел через тазики и ушаты. Позже он стал народным артистом, работал концертмейстером в Большом театре…

– Говорят, на эстраде чуть ли не каждый второй – голубой.

– Думаю, надо брать выше – процентов 60–70. Хотя вслух в этом признается, наверное, лишь Борис Моисеев, остальные тихушничают, конспирируются. На «Славянском базаре» в Витебске, помню, был эпизод: поздно вечером возвращаюсь в гостиницу и вижу девчонок-солисток в баре. Спрашиваю: «Почему одни, без ребят?». А мне отвечают: «Мальчики закрылись по номерам с мальчиками…». Но это же ужасно!

Моя костюмерша произнесла гениальную фразу после того, как я стал ее распекать: «Ирка, до чего ты надоела! Дергаешься все время. Дочки выросли, вышла бы еще разок замуж, может, добрее стала бы». Она и говорит: «Сейчас мужики – как унитазы в общественном сортире. Или заняты, или обосраны». Грубовато, но, пожалуй, справедливо.

– Допустим, Иосиф Давыдович. Только пропаганда здесь каким боком?

– Расскажу еще случай. Много лет назад с группой артистов я приехал в Афганистан. Выступали перед ограниченным контингентом советских войск. Поздно вечером после трех концертов добираемся в сопровождении охраны к месту ночевки. Я заказываю телефонный разговор с Москвой, чтобы успокоить маму, сказать, мол, у меня все в порядке. Тогда ведь мобильной связи еще не было. И вот выхожу в коридор, а там прогуливаются несколько музыкантов. Сначала я подумал, что они тоже ждут звонка, но выяснилось: причина в ином… Задаю вопрос: «В чем дело?». Мнутся, взгляды опускают.

Иду в их комнату (а они жили вшестером) и вижу на постели два сплетенных мужских тела. Я хоть уже и не был дремучим провинциалом, на всякое в столице насмотрелся, однако опять не сдержался, дал волю кулакам. Горе-любовниками оказались наш танцор и местный старший лейтенант…

Я хотел первым же рейсом отправить красавца на Большую землю, чтобы там разбирались, но артисты упросили оставить его в коллективе до окончания гастролей. Потом я беседовал с ним: «Володька, скотина такая, как ты успел отыскать этого офицерика?». Улыбку прячет: «Вот будет хоть десять тысяч человек на плацу стоять, я своего всегда найду». Неужели, говорю, не противно? А он в ответ: «Попробуйте, Иосиф Давыдович! За уши не оттянешь». Это и есть пропаганда!

– Но он же вас не совратил?

– Попробовал бы!

– Тогда повторю вопрос: ради чего принимался закон, с чем вы боретесь?

– А гей-клубы, куда пускают всех без разбора, сайты соответствующей направленности в Интернете, публикации о прелестях лесбийской любви – это что? Любой ребенок или подросток может случайно увидеть, прочесть. Или ему специально подсунут…

У меня пять внучек и два внука, я очень хочу, чтобы они выросли нормальными людьми. Во всех смыслах. Пусть мои девчонки влюбляются в мальчишек, а те ищут и находят пару среди представительниц противоположного пола. Это – естественное желание деда!

Лужков в свое время запретил гей-парад в Москве. Пресса на него тут же накинулась. Юрий Михайлович объяснял мне: «Иосиф, наши люди порвут их на части, растерзают, едва они сунутся на улицы. Никакой ОМОН не спасет». Я подумал и согласился. Надо все-таки учитывать особенности менталитета. То, что спокойно принимают голландцы или немцы, в России может встретить активное сопротивление.

Как депутат Госдумы я поддержал закон против пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений. Мы не призываем запретить гомосексуализм, но не хотим, чтобы подобную модель навязывали другим.

Читайте целиком ЗДЕСЬ!